— Но как? — спросил Сергей.
— Да, дело трудное.
Решили посоветоваться с Шешеней.
…Пятнадцать минут пятого. Лисовец уже дважды обошел Владимирский собор, у которого он должен был в 4 часа дня встретиться с Шешеней. Ноги увязают в каштановой листве. Никто не убирает эти листья, а они летят и летят золотым дождем. Тишину нарушает только шелест листьев, и кажется, кто-то осторожно подкрадывается к тебе. Вот сейчас схватит…
Сколько можно так ходить? Того и гляди привяжутся полицаи. А Шешени все нет.
Неужели провал? От этой мысли Дмитрий даже вздрогнул. «В такие минуты седеют», — подумал он и непроизвольно вытащил из кармана маленькое зеркальце, которое нашел на улице и припрятал для дочки Лаврентьевны. Поглядел в него и увидел изнуренное лицо с пышными, как у запорожца, усами. Только золотистый чуб и большие серые глаза были его, Дмитрия. Улыбнулся: Инна, подруга, жена, называла его чуб гордостью семьи Лисовцов. Инна… Дмитрий опять помрачнел. «Что с ней?» Он свято хранит ее последний подарок — зашитую ею в отворот пиджака ампулу с ядом. «Милый мой доктор Инна, это твое последнее лекарство»…
— Любуетесь собою, молодой человек?
— Шешеня! Будь ты неладен! Разве не знаешь законов подполья? Надо являться вовремя.
— По-всякому бывает. Я тебе такого гостинца принес, что уверен, простишь за опоздание, — и Николай хлопнул себя по карману. — Неприкосновенный запас решили использовать — махорку. Ну садись, поговорим.
Шешеня передал Лисовцу разработанный Кочубеем план освобождения военнопленных.
Решено было начать с завода «Ленинская кузница».
Лисовец надел пальто мужа Лаврентьевны, хорошенько начистил ботинки и, размахивая бамбуковой тростью, стал прогуливаться около завода. Никто не смог бы заподозрить в этом красивом, хорошо одетом господине коммуниста-подпольщика. Скорее всего его можно было принять за коммерсанта, каких много расплодилось в городе.
Дмитрий следил за тем, что происходит на заводском дворе. Военнопленных приводят на работу в 7 часов утра, потом разводят по цехам. Во дворе на разных работах остается не более десяти человек.
Оживленно, даже суматошно становится во дворе в 3 часа, во время обеденного перерыва. «Вот это удобный час, — решил Лисовец. — В этой суете можно выйти с заводского двора на улицу. Главное — не задерживаться на улице, а поскорее скрыться куда-нибудь».
На другой день ровно в 3 часа около завода появился старик с котомкой за плечами — то был Сергей Билецкий. Улучив минуту, когда эсэсовец с плеткой отошел в глубь двора, он бросил через забор кисет с махоркой. В кисете кроме махорки лежали свернутые в трубочку три пропуска на право выхода с территории завода и записка: «Выходите сейчас!» Через несколько минут из заводских ворот вышли трое пленных. На противоположной стороне улицы их ждали Лисовец и друг Билецкого — Петр Сорокин.
— За нами! — произнес Дмитрий и скользнул в проходной двор.
Когда эсэсовцы обнаружили исчезновение пленных, те были уже далеко от завода. Двое из них имели в Киеве знакомых и отправились их разыскивать. А третий — он назвал себя кадровым военным Виктором Левченко — спросил:
— Можно, я с вами? Другой дороги у меня нет…
— Пойдем, — ответил Дмитрий.
В группе Лисовца появился еще один подпольщик.
Поезд на Винницу уходил в 6 часов вечера. За несколько минут до отправления к последнему вагону, в котором обычно ехало гражданское население, подошли двое.
— Предъявите документы!
Рядом с кондуктором стоял чиновник немецкой комендатуры. Как назло, пассажиров было мало. Проверка проводилась тщательно. Дошла очередь и некоего Антона Любезного, предъявившего вместе со своим спутником Виктором Левченко документы и командировочные удостоверения завода «Ганибек» о том, что они работают уполномоченными по заготовке топлива. Чиновник внимательно проверил документы, промычал под нос: «Гут…»
Резко загудел, зашипел паровоз. Вагоны стукнули буферами и покатились. Антон Любезный (это был Сергей Билецкий) и Виктор Левченко забрались на верхнюю полку. Хотелось спать. Нелегко пришлось им в последние дни.
Такую же операцию, как на «Ленкузнице», группа Лисовца провела на заводе «Большевик» и в депо имени Андреева. Свыше двадцати человек удалось им освободить из фашистского плена. Десять из них были переправлены к партизанам.
Но эти операции всполошили оккупантов. Прибежал Шешеня и предупредил: свой человек из полиции передает, что ищут старого крестьянина, который бросал пленным махорку. Кочубей посоветовал Сергею Билецкому на время исчезнуть из Киева. Вот и едут теперь пан Антон Любезный со своим помощником паном Виктором Левченко «заготовлять топливо».
В Винницу поезд прибыл утром. Отдохнувшие за ночь «командировочные» бодрым шагом направились к речке. На левом берегу Буга в землянке жил рыжебородый возчик Иван. Поговаривали, что семья его — жена и пятеро детей — погибли во время бомбежки и Иван немного тронулся. Не известно, как он раздобыл коня с возом, но этим-то он и кормился. К нему и держали путь наши «заготовители». Отыскав Ивана, Любезный сказал:
— Днепр горит.
— Построим мост, — ответил Иван и пожал прибывшим руки.
В землянке Любезный — Билецкий вытащил из рюкзака пуховую подушку, провел по ней лезвием острого ножа и вместе с пухом на пол вывалилась пачка листовок.
— Хитро придумали! — захохотал возчик.
Он оказался вовсе не таким молчаливым, как думали о нем соседи-погорельцы, и конечно же не был «тронутым» — все это была конспирация. Сейчас он отводил душу с приезжими. Иван жадно расспрашивал их о том, что делается в Киеве, о событиях на фронте и в свою очередь рассказал о жизни винничан.