Луч во тьме - Страница 35

Невесел был и Ткачев. Он думал о товарищах, оставшихся в Киеве, о судьбе организации. «Развалился наш Руководящий центр. Славно потрудился он свыше года. Удастся ли товарищам сохранить людей, подполье?»

Только на лице Александра Кузьменко играет улыбка, столь неуместная в этот час. Но и ее можно понять: Александр живо представил, как почувствует себя Кольбах, когда узнает об исчезновении своего нарядчика. Ведь Кольбах так верил своему кроткому, рассудительному нарядчику, считал его человеком, преданным немецким властям. «Кусай себе локти, собака!» — торжествовал Александр. Словно на праздник шел он к партизанам, ибо хуже смерти осточертела ему работа в немецком депо.

Гостеприимный домик Белевичей в Чернигове на улице Котовского, 8,— явка Черепанова. Частенько доводилось Валентину встречаться там с черниговцами, передавать им листовки киевских подпольщиков. Пятнадцатилетняя Оля была ему всегда хорошей помощницей. И теперь она не теряет присутствия духа:

— До Неданчичей надо идти этой тропинкой. Я знаю. Мы ходили пионерским отрядом в поход, — щебетала Оля.

— Ходила в пионерские походы, девочка, а теперь будешь ходить в партизанские, — вздохнул Григорий Косач.

— Разные бывают походы. А мне приходилось на белых в гражданскую ходить. — И Ткачев принялся рассказывать, как в девятнадцатом году прогоняли они с Украины Деникина.

Из Чернигова их вышло 16 человек. Впереди нелегкая дорога, надо пройти 50 километров по зимнему ночному лесу.

Незаметно проходило время. Когда черноту ночи смягчили первые лучи солнца, будущие партизаны увидели железную дорогу. Это был разъезд Нерафа. До Неданчичей осталось 11 километров. Дальше, предупредил Сарычев, группой идти нельзя: здесь шныряют полицаи.

Кузьменко с товарищами остались в лесу, а Ткачев и Черепанов двинулись в Неданчичи за Сарычевым. Договорились, что возвратятся к вечеру.

Не прошли и двух километров, как напоролись на полицаев.

— Стой! Кто идет?

— На работу в Неданчичи, — ответил Ткачев, а сам думает: «Конец! Начнут обыскивать — в сундучках гранаты».

— Документы!

Ткачев и Черепанов вынули удостоверения, изготовленные Володей Ананьевым.

— Идите! — махнул рукой начальник патруля.

Кабинет начальника станции Неданчичи — партизанская явка. Осторожно заглянули Ткачев и Черепанов в кабинет. За столом сидит человек, длинный ус крутит.

— Семафор открыт? — прошептал пароль Ткачев.

— Остановка на Нерафе, — ответил начальник и развел руками: — Сарычев повел вчера товарищей и еще не вернулся.

— Что же делать?

— Не журитесь! Вечером отправлю вас поездом обратно в Нерафу. Пешком идти опасно. Полицаев вокруг как вшей в кожухе. Стало быть, ложитесь, отдохните.

— Хорош отдых, — ворчит Ткачев. — А как там товарищи в лесу?

— Ну чего там, не маленькие, — успокоил его Валентин. — Костер разложили и греются, нас дожидаясь. С Олей не пропадут! Она же пионерка — без спичек умеет костер разжигать.

Друзья быстро заснули. И снится Черепанову большой костер в лесу. Сидят вокруг огня товарищи, песни поют. Появляется Сарычев. Все поднимаются, чтобы идти за ним в партизанский отряд…

Черепанов вскочил:

— Кирилл! Сарычев наших повел.

— Ты что? — рассмеялся Ткачев.

— Ой! Это же мне приснилось, — почесал затылок Валентин.

— Бывает, что сон в руку, — улыбнулся Ткачев.

А тут начальник станции в комнату вскочил:

— Поезд на Нерафу!

Ткачев и Черепанов вышли на перрон. Смотрят — из паровоза им кто-то шапкой машет:

— Сюда!

Да это же свои: машинист Иван Сидоренко и его помощник. Кирилл и Валентин на ходу вскочили на паровоз.

— В хвосте эшелона классный вагон. Там человек двадцать полицаев и немец-жандарм, — шепчут железнодорожники. — Вот бы им капут устроить!

Мчится эшелон. За окошком паровоза виднеется белый, покрытый чистым снегом лес. Вдруг Ткачев вскочил:

— Видите — костер? Это наши. Жми на тормоза. Сделаем капут полицаям.

Состав резко остановился. Навстречу ему бегут Кузьменко, Косач, Оля Белевич, Володя Сарычев, партизаны. Вот и сон в руку!

— Люди добрые! В хвосте полиция! — закричал Ткачев.

Полицаи опомниться не успели, как в вагон вскочили партизаны, выволокли их и потащили в лес. Только немца-жандарма пришлось пристрелить, так как тот успел выхватить свой пистолет.

— Это первая наша месть за Володю Ананьева, за Веру Давыдовну, — сказал Черепанов.

— А что же с эшелоном делать? — спросил Косач.

— А вот что, — и Ткачев обратился к Сидоренко, который высунул голову из паровозной будки. — Иван, подними в котле давление, дай поезду задний ход и на ходу прыгай.

Вагоны покатились под уклон обратно к Неданчичам.

— Вроде второй сон сегодня вижу, — промолвил Черепанов, глядя, как летит с горы немецкий воинский эшелон, как вагоны налетают один на другой, как на кучу вагонов падает пышащий паром паровоз.

— С хорошим почином вас, друзья! — улыбнулся Сарычев.

3.

(Из дневника Григория Кочубея).

20 января. Две недели прошло с того страшного дня, когда гестаповцы разгромили типографию, а мне кажется, что это произошло только вчера…

Где они сейчас, мои друзья, что с ними сделали фашистские палачи? И почему взяли артиста? Не иначе, чтобы замести следы. Уверен, что он сыграл свою роль в нашем разгроме.

Как узнать о судьбе арестованных? Неужели допустим, чтоб их казнили?

Маша, жена моя! Прости меня! Я виноват перед тобой. Это из-за меня теперь истязают твою кроткую, добрую мать, твоего благородного отца. Но так ли я уж в этом виноват? Разве без меня не стал бы твой отец помогать подпольщикам? Конечно же помогал бы, ибо он честный человек и патриот.