Это произошло утром. А днем отряду по охране дороги объявили, что он немедленно отправляется в Нежин. Солдатам выдали новую форму, автоматы и патроны.
— Вероятно, повезут на фронт, — поползли слухи.
Пауль собрал своих единомышленников:
— Товарищи! Настал час уходить в лес к партизанам. Выходить небольшими группками, по два-три человека. Встретитесь за селом, возле озера…
Вечером к лесу, вслед за ушедшим отрядом по охране железной дороги, промаршировала рота вооруженных солдат, сформированная из насильственно мобилизованных славян. Роту вел Иван Чонка и молодой чех — командир. Чонка сумел крепко подружиться с чехом и сагитировать роту перейти на сторону партизан.
Это было третье событие необыкновенного дня.
Вечером распрощался с доктором Помазом и Пауль Коруньяк. Он тоже ушел в партизанский отряд вместе с Любой Бендысик.
…Прошло более двадцати лет со времени описанных событий. Советский партизан, а теперь инженер Пауль Коруньяк из югославского городка Кулпин разыскал старого доктора Помаза, его жену Анну Тимофеевну, которые по-прежнему живут в своих тихих Крутах, разыскал председателя колхоза «Дружба», что неподалеку от Нежина, Василия Харлампиевича Филоненко и других друзей по оружию. Бывшие бойцы с гордостью вспоминают пережитое. Народные мстители хорошо помнят словака Пауля Коруньяка, которого в отряде любовно звали Павлом, а то попросту Павликом, и легенды о героических делах верного брата из Югославии.
Генерал Шеер, начальник полиции и жандармерии Киевского округа, небольшой, седой человек, метался по своему кабинету:
— Вы ничего не понимаете, ничего! Понавесили на грудь кресты и полагаете, что заслужили право спокойно жить, гулять на банкетах, развлекаться. Они нас задушат, понимаете, задушат, — жилы на шее Шеера надулись, и он провел по ним рукой.
Он не ошибся, этот Шеер: пройдут три года, и на его шее действительно затянется петля — военный преступник будет качаться на виселице в центре Крещатика.
А пока что генерал неистовствовал:
— В Киеве не должно быть ни одного партизана. Слышите? Фюрер не жалеет ничего. К вашим услугам лучшие гостиницы, пайки, золото… А чем вы отблагодарили фюрера, чем?
Поздно вечером из его кабинета, тихо ступая, чтобы каким-нибудь неосторожным шагом не вызвать нового припадка ярости генерала, один за другим выходили высокие чины полиции, жандармерии, разных секретных организаций, каких до черта было в Киеве. Завтра они начнут действовать с новой силой.
Одному из шееровских шпиков удалось проникнуть в парторганизацию. Только что Борис Загорный узнал страшную весть: фашисты расстреляли его брата Павла. Он погиб, не выдав товарищей.
Сколько близких и верных друзей потерял Борис. Еще не зажила рана на сердце после смерти Григория Кочубея, а Сергей Ананичев принес новую тяжелую весть: в лесу погиб в бою Николай Шешеня, их суровый, смелый и нежный друг. И вот не стало Павла…
Борис закрыл дверь и повернул регулятор радиоприемника. Полились тихие позывные Москвы. Хотелось, чтобы эта торжественная музыка залила, наполнила комнату, вырвалась на улицу, разгоняя мертвящую тишину.
В радиоприемнике загремело. Неужели звуки боя? Нет, это салюты. Советские войска освободили Орел, город, который гитлеровское командование объявило символом несокрушимой обороны.
«Это расплата за тебя, за твою кровь, Павел, за сиротство твоих детей», — звенело в душе Бориса.
А радиоприемник приносил все новые и новые радостные известия. Уже появилось Харьковское направление. Идут бои в Донбассе. Того и гляди, появится и Киевское направление… А ты не дожил до этой радости, брат!
Загорный положил на стол большой лист бумаги и, как умел, вывел ученической кисточкой:
...«Киевляне! Советские войска освободили Орел.
Фрицы бегут. Не бойтесь этих кровавых собак! Скоро будет освобожден Харьков, Донбасс.
Смерть немецким оккупантам!»
Как только смеркнется, Борис выйдет на улицу и приклеит несколько таких листовок. Пусть два, три, десять жителей Киева успеют почитать листовки до того, как их сорвут гестаповцы. Но известие о наступлении советских войск облетит дома, дворы, улицы и как луч прорежет темноту, порадует киевлян.
Борис винил себя за гибель брата. Вспомнился тот июньский вечер, когда Павел познакомил его с шофером из гаража «Киевэнерго» комсомольцем Сукачем. Брат давно рассказывал Борису об этом юноше. Сукач уже выполнил много заданий Павла: и листовки в селах распространял, и людей, которых нужно было выводить в партизанский отряд, перевозил на своей машине через днепровский мост. Кстати, машина эта была не простая: новенький «Фиат», недавно привезенный из Германии для шефа «Киевэнерго» предателя Баранова.
Сукач доверил Павлу большую тайну: в дебрях Козинского леса, в глубоком овраге, закопано много оружия — гранаты, винтовки, пулеметы. Их собрали козинские комсомольцы еще в начале войны, после боев, которые там проходили. Комсомольцы собирали оружие для партизан, скрывавшихся в камышах. О существовании тайника пронюхал предатель и выдал полицаям комсомольскую тайну. Однако он не знал, где именно устроен тайник. Летом 1942 года юношей и девушек схватили, согнали в лес:
— Показывайте, где закопали оружие.
Комсомольцы не выдали своей тайны. Долго истязали их палачи, затем крикнули: «Бегом!». И в спину комсомольцам ударила пулеметная очередь. Коля Сукач перехитрил палачей: он упал и притворился мертвым. Это спасло его. В село возвращаться было нельзя. Он пробрался в Киев. Мысль о тайнике, стоившем многих жизней, не давала ему покоя.